И не успел Чарли войти, как она стремительно вышла.
Будь прокляты все эти прощания, думал лорд Иден спустя несколько минут, направляясь к своей новой квартире. Что он наделал? Заронил какие-то надежды? Обязан ли он теперь сделать ей предложение, когда вернется в Англию? Хочется ли ему этого? Он вовсе не уверен. И он не желает, чтобы его терзали подобные мысли, все эти сложности и сомнения. Он хочет быть свободным от всех чувств и обязательств.
Черт побери! Он только что едва удержался, чтобы не заключить ее в объятия и не излить перед ней свою душу – сказать, что хотел бы избавить ее от всех тревог до конца дней. Неужели он никогда ничему не научится?
А вдруг он ее любит? В данный момент он этого не знает и знать не желает. Сколько времени до выступления армии? Неделя? Две? Он готов. А потом, если это «потом» будет, можно думать и о любви. Но не сейчас!
Он обрадовался, найдя своего друга дома в скупо обставленных комнатах – настоящее жилище мужчины! – которые отныне будут и его домом. Капитан Нортон, положив ноги в не слишком чистых сапогах на стол и закинув руки за голову, созерцал трещины на потолке. На столе стояла полупустая бутылка коньяка и стакан.
– Старина Пиктон должен прибыть в Брюссель со дня надень, – сказал лорд Иден, швырнув головной убор в кресло которое уже было завалено сброшенной одеждой. – Это только что назначенный командир Пятой, если вы не забыли, дружище Нортон. И если вы себе не враг, то не стоит попадаться ему на глаза в таких сапогах.
– А чего их чистить раньше времени? – с веселой беззаботностью осведомился друг. – Найдите стакан, Иден, и налейте себе коньяку. Терпеть не могу пить в одиночку. Он, наверное, на стуле, под ворохом бумажек. Это письма от матушки и девиц. Пишут не письма, а целые книги. Когда-нибудь я их прочту. Вы мне напомните.
Лорд Иден отыскал стакан, стараясь не исследовать его на предмет чистоты, уселся на стол, водрузив свои начищенные до блеска сапоги рядом с сапогами друга, и протянул руку к бутылке.
В среду четырнадцатого июня стал распространяться слух, что французская армия сосредоточивается у Мобержа в южном направлении и что неприятельские части даже перешли бельгийскую границу. Говорили, что во главе армии стоит сам Бонапарт. Старина Бони снова застал врасплох своих приятелей – европейских генералов.
Конечно, смешно утверждать это, если в течение всей весны ждали именно такого поворота событий. И все же, когда каждый день рождает дюжину толков, правда застает всех врасплох. Конечно, у герцога есть свои шпионы, и ему нет нужды полагаться на слухи, как всем остальным. Но ведь герцог ожидал нападения с запада и севера, а не с юга. Будь он Бонапартом, напал бы именно оттуда, попытавшись отрезать союзные войска от побережья Ла-Манша.
Впрочем, когда Бонапарт вел себя предсказуемо, в соответствии со здравым смыслом? Его тактику называли проявлением то жестокости, то блестящего, ума – в зависимости от того, чего у говорившего было больше: страха или восхищения. У тех, кто находился в Брюсселе в июне 1815 года, больше было страха.
И уж конечно, никто не думал, что этот слух верен, за исключением, пожалуй, самого герцога; но все знали, как тот умеет порой молчать. Чем больше он улыбался и чем спокойнее казался, тем вероятнее было приближение беды. А в эти дни герцог казался очень спокойным. Поэтому многие начали нервно складывать чемоданы и выбирать, какой дорогой отправиться к побережью – в Остенде или в Антверпен.
В три часа пополудни пятнадцатого июня принцу Оранскому сообщили во время обеда с герцогом Веллингтоном, что Вторая прусская бригада из Первого корпуса генерала Цитена была атакована французской армией рано утром – в атаку войска поднял Шарлеруа.
В четыре часа герцог получил депешу лично от генерала Цитена, в которой сообщалось, что Тюин взят в плен. Но герцог не любил действовать опрометчиво. Хотя он и не сомневался, что оба сообщения правдивы, однако не был уверен, что атаки французов не военная хитрость, имевшая целью отвлечь внимание главной части армии к югу, в то время как сам Бонапарт появится, как и ожидалось, с западного направления.
Герцог пока что выжидал – терпеливо или нетерпеливо, этого никто не мог сказать наверняка, – более точных сведений от Гранта, офицера разведки в Монсе.
Каким образом сведения об атаке просочились на улицы и в гостиные Брюсселя – Бог знает. Но они просочились, вызвав волнение, возбуждение и отчаяние. Естественно, особенно это коснулось женщин.
Женщины же в основном пришли в отчаяние. Одни в слезах припадали к своим мужчинам. Другие требовали, чтобы их увезли от опасности немедленно. Третьи, в особенности те, кто уже побывал в подобных ситуациях, деловито готовились к последствиям битвы – свертывали бинты, купленные в аптечных лавках либо сделанные из разорванных на полосы простыней и рубашек. Были такие, кто продолжал жить, будто ничего особенного не происходит. Ведь вся эта весна была полна ложных тревог.
Состоялся и большой бал в доме герцогини Ричмонд на улице Бланшиссери. Приглашены были все, кто принадлежал к высшему свету. Говорили, что герцог Веллингтон и весь его штаб намерены посетить бал, даже если французы уже вошли в Бельгию и часть прусской армии разгромлена.
Эллен и капитан Симпсон, тоже приглашенные, решили не ходить. Сидя рядом – рука в руке, – пока он не обнял ее за плечи и не привлек к себе, они болтали о всякой чепухе, что взбредет в голову.
Потом она положила голову мужу на плечо и закрыла глаза. Они не ласкали друг друга. Время для близости прошло. Они будут ждать. Чарли могут вызвать еще до наступления утра. Герцог приказал Второй и Пятой дивизиям собраться у Анта в состоянии полной готовности. Лучше не ложиться, чтобы быть готовым в любую минуту.
Когда лорд Иден постучал в дверь, оба встали. Они ждали этого. И час настал.
Глава 7
Лорд Иден решил пойти на бал к герцогине Ричмонд, хотя его дивизион был уже под ружьем и было совершенно ясно, что он к утру выступит. Особняк на улице Бланшиссери был заполнен офицерами. Возможность развлечься давала выход той нервной энергии, которую было трудно – да просто невозможно – сдержать.
Лорд Иден танцевал, улыбался, разговаривал с дамами и слушал многочисленные противоречивые сообщения о том, что происходит, и догадки о том, что будет происходить на границе Франции и Бельгии. Он, как и все, искал глазами герцога и недоумевал, что может означать его отсутствие.
Он как раз держал под руку Сьюзен Дженнингс, отводя на место после танца, когда шотландские солдаты, одетые в костюмы шотландских горцев, вошли строем в бальный зал под музыку волынок, развлекая собравшихся народными мелодиями. Трудно было представить себе, что вот эти солдаты пойдут в бой еще до наступления следующего дня. Впрочем, и в их бравурных мелодиях чуткое ухо уловило бы почти осязаемое напряжение, как и во всем бальном зале.
– Они просто чудо! – воскликнула Сьюзен. – Всякий раз, когда я вижу их, жалею, что я не шотландка.
– Что, Сьюзен, ваш муж уже уехал? Я что-то его не вижу, – спросил лорд Иден и тут же пожалел о своем вопросе.
– Он еще здесь, – ответила она. – И пожалуйста, не нужно говорить ни о каких отъездах. Я могу упасть в обморок при одной мысли об этом.
– Вы, Сьюзен? – улыбнулся он. – Дорогая, у вас гораздо больше храбрости, чем вы хотите показать. Вы были в Испании. И вы остались здесь.
– Я стараюсь быть храброй, милорд, но я всего лишь бедное робкое создание, как вы знаете. Для своих близких я просто бремя. – По ее щеке скатилась слезинка. – Благодарю вас. Мой муж временами бывает со мной резковат. Хотя я не верю, что он хочет быть со мной недобрым.
Лорд Иден улыбнулся и с облегчением увидел, что оркестр готов заиграть следующий танец. На этот танец он пригласил Мэдлин.
Герцог Веллингтон прибыл на бал после полуночи. Его появление, которого все ждали с надеждой, внесло неутешительную ясность. Он признался в конце концов, что войска выступают завтра.